Семь пятниц на неделе. …никто не обещал спокойного дежурства… - Анатолий Ремнев

Так все-таки – кто профессор, связной или нет?

…извините, Ренат! – вдруг слышу вежливый его голос, – не составите мне компанию? Поздновато, конечно… и вы на работе… но я так давно не был в Москве. А с дежурством вашим проблем не будет, обещаю.

Профессор прекрасно играет роль хозяина ситуации. Его дипломат такой тонкий и серебристый… и как я не обратил внимания сразу? Из него уже доставались: большая бутылка водки, баночка икры, палка салями, сигареты… импорт, немыслимая роскошь из шереметьевского дьюти-фри. Дефицит. На это надо чем-то ответить.

– У меня есть томатный сок! – говорю ему. – И хлеб!

При слове «хлеб» профессор Али от удовольствия даже зажмуривается. Ну, видно, что наш человек, знает толк в русском хлебушке.

Иду за соком и хлебом. Иду по пустому маленькому коридору. В 901-й болгарка Жанна сейчас, скорее всего, курит и пьет кофе. Где обещанное болгарское вино, родная? Ладно, мне сейчас немного некогда…

…водка наливалась в простые стаканы. Профессор беспрестанно курил. Вежливая улыбка не сходила с его лица. Отклеить бы ее, и на шкаф. Шкафу она бы точно подошла. Старая мебель блока, еще времен Сталина, безмолвно и почтительно внимала нашей беседе. Не знаю, чувствовал ли профессор, но у меня с этим шкафом образца 1953 года сложилось что-то типа обоюдной мысленной связи. Шкаф улыбался. Улыбкой несколько печальной, старого, знающего все пожилого человека. Мне приходилось не отставать от Али, и через какое-то недолгое время я уже был пьяным комендантом. Но держался.

Али мне рассказывал про Каир. Как там тепло. Как по улицам этого огромного города едут в машинах веселые люди. Как мужчины сидят за столиками в уличных чайных и потягивают чай. И как люди вежливы друг с другом. И как по вечерам теплый ветер мчится вместе с автомобилями по мостовым, натыкаясь на дворцы древности и улетая к пирамидам, еще более древним… и как каирцы любят не спать допоздна, гуляя по ночному городу целыми семьями, с маленькими детьми, переходя из одного кафе в другое…

Я слушал и кивал. Для меня понятие «Каир» ровным счетом ничего не значило. Я никогда не видел этого города. Подобные рассказы были «в диковинку», но их уже можно было слушать спокойно, не оглядываясь на «товарища майора», благодаря эпохе перестройки.

Накурено в блоке было просто ужасно. Я встал и открыл окно. Свежий апрельский ночной воздух ворвался в блок вместе с неясными шумами улицы.

Пока он рассказывал о себе, я смотрел на его лицо. Не в глаза, а на лицо. Профессор был явно не в форме. То, что он успел мне рассказать о своей прежней жизни, вызывало уважение. Раньше это был боец. Он проучился в Великой Стране советов много лет, он стал прекрасным специалистом и уважаемым человеком у себя на родине (где очень ценился советский диплом), и был в рядах борцов с мировым империализмом… но все было испорчено. Он увлекся астрономией, космогонией, космологией… вскоре он понял, что капитализм и коммунизм – это несерьезно – есть проблемы поважнее. Пока некие две сверхдержавы Америка и Советский Союз лавировали на грани самоуничтожения цивилизации (лавировали да не вылавировали), планета неслась в мировом пространстве, совершенно одинокая и беззащитная перед космическими стихиями. И никому из населяющих ее миллиардов существ до этого не было никакого дела.

Так что проблемы, перед которыми профессор стоял сейчас, явно были на порядки сложнее проблем с мировым империализмом, и теперь он чем-то встревожен, если не сказать – сломлен. Это было плохо, но еще хуже было то, что я никак не мог понять, связной он или нет, а он сам пока ни словом об этом не обмолвился.

…профессор наслаждался застольем. Отличная закуска, русская водочка, графинчик томатного сока. Видимо, привык он к таким вещам. Конечно, невиданного заморского гостя можно было потчевать и по-другому. Заказать, к примеру, из бара «Семь пятниц на неделе» всякой экзотики. Но что-то в поведении профессора говорило: лишнее, не надо.

В очередной раз разлили. Профессорские усы улыбались.

– Давайте за дружбу! – сказал он, приподняв стопку. – Хотя, нет, третья стопка, м-м-м, за покойных…

– В разных местах по-разному, – сказал я.

Профессор пощелкал пальцами:

– Как это у вас называется, забыл! Вспомним?

– Помянем! – я опрокинул стопку в себя, профессор сделал то же самое. Запили томатным соком. Настенные часы булькнули:

– Час ночи, комендант!

Я быстро глянул на профессора. Он или не услышал или сделал вид, что не услышал.

…показалась Ирен!

Милая моя. Радость моя. Боль души моей. Сладость моя…

Она уходила, нет, она просто-таки убегала на лестницу. Ее глаза сверкали, и говорили только для меня: милый, у нас все хорошо, но сейчас я занята… занята…

Немая сцена… я просто остолбенел… как же так… а я?..куда же ты…

Приходи утром, шепнула она и скрылась за дверью на лестничную клетку.

Подхожу к пульту. Надо выпить. Зачем я шел? Погоди-ка… а, ну да. Я же выскочил «на пару минут» не только потому, что меня вдруг затошнило от сигаретного дыма, нет, хотел просто осмотреться, не унесли ли телефон с пульта, светит ли лампа… но сейчас не это главное. Звоню дежурной:

– Татьяночка Евменовна, это Розин. У вас нет приворотного зелья?

Она отвечает в том смысле, что какого хрена я звоню так поздно, она уже прилегла, но есть заклятье, я не смогу его произнести, надо женским голосом.

А как звучит оно?

Как звучит? Ведьма откашливается и начинает: карту-наверхдак-кустумм… кара-так-макдак-гумкумм… чеби-ров-шалтам-балтам… ка-ка-драм-ластамуран-н-н… ыыыы… забыла, твою мать, извини! Вспомню, скажу!

При ее голосе, когда она произносила заклятье, у меня случилась эрекция. Пенис вдруг отвердел как камень и отказался съеживаться. Но потом я понял, что это не от заклятья случилось. Просто я представил Ирен без халата… без нижнего белья… ее прекрасную грудь… и рука какого-нибудь недоноска на ней… НЕЕЕЕТ!

Закурил сигарету. Там же ждет связной. Или все-таки не связной? Подождет.

В тот момент отчаяния я поклялся себе… что мы с Ирен будем вместе, несмотря ни на что… это казалось недостижимым счастьем. Невероятной мечтой. Несбыточной.

…и все-таки накурено было ужасно в блоке.

– Рен, – сказал профессор, – а ведь мы на пороге потрясений. Америка уже не та… она на соплях, а вот мы… предстоят катаклизмы. Вы любите катаклизмы? Ката… клизмы… хм…

– Профессор, – сказал я, закуривая очередную дорогую сигарету. – Давайте, так сказать, по существу дела…

– Ну, давайте.

Как же мы «нажрались», дернула мимолетная мысль. Я вдруг понял, что очень сильно хочу спать. Просто валюсь с ног. Заговорил меня заморский гость. И я заснул, ненадолго, всего, может быть, на пару минут. И проснулся.

Профессор ждал.

– Пока ты спал, – сказал он чужим, одеревеневшим голосом, – информация обновилась.

…какая еще информация, профессор? Вы о чем? Средство для поиска уже с тобой, продолжал египетский гость, они мне больше не нужны, теперь носи ты. Я их называю Близнецами, ведь они действительно совершенно одинаковые.

Оказалось, что спал я пятьдесят минут. За это время профессору каким-то способом кто-то сообщил, что его больше не преследуют, и он может расслабиться. Он расслабился. Водки не осталось. Кто его преследовал, я не понял. А вот на моих запястьях красовались черные литые браслеты. Они выглядели как часы, но часы явно не из нашего времени. Даже японцы, наверное, еще не придумали такие. На каждом запястье по этакому литому, словно из одного куска черного металла, браслету. Где экран, совершенно непонятно.

– Теперь слушай! – кивнул Али.

Надо же, профессор все-таки связной. Бред. Мы просто дико напились, по-нашему, ужрались почти «в муку», но еще держались.

«Информация обновилась», но я слышал эту чертовщину впервые, и был сейчас неспособен постичь ее смысл, если он и был, этот смысл.

Итак… кто-то навалил кучу прямо посреди коридора в подвале Главного Здания. Ну, это я уже видел, если это та самая куча. Куча была просто неприлично огромной. Да уж. Но она не воняла. Точно, не воняла. Это не человеческое дерьмо, сказали прибывшие на место патрульные ино. Но что они могут знать? Обычный каменный патруль из захолустья, родились где-то за сорок тысяч световых лет отсюда… они же не знают наших особенностей. Дерьмо похоже на слоновье, из которого бумагу делают, предположил агент Центавр (он же китайский аспирант Дзен Тау). А кот Павлик, так тот вообще сказал: вы чего, недоразвитые, это вовсе не дерьмо, а только что родившийся ино! Вот шутник…

Ино оскорбились. Вызвали связного лично для меня, чтобы я разобрался и вот, он здесь. Дополнительная информация, только для меня: те маленькие следы, что были обнаружены, принадлежат очень маленькому человеку… не зверьку, не насекомому, а человеку. Ребенку? А кому же тогда… обрубку какому-нибудь? Карлику, что ли?..Стоп, ребята! До меня вдруг дошло: а что там делал этот маленький человек, кем бы он ни был? И где он сейчас?